Много всего пылится в архивах. Давно бросил писать про Кипр, а про Сеул даже не начинал. Испытал мазохистическую потребность войти, чтобы запомнить здесь нижеследующее.
В последнее время я часто совершаю экспериментальные шатания по неожиданно разным локациям. Не всегда по собственной воле, но бывает, что брякну вдруг какую-то ерунду с координатами и оказываюсь там, где не должен. Таким образом отметился в нескольких дворцах-музеях, парках и на станциях общепита.
На этой неделе облака прятали солнце беспросветно с утра и до вечера, а потому почти все отпечатки из недавнего семидневного прошлого. Тем более, руки дотянулись до них только теперь, когда я отделался от описания поездки в деревню, приправив тему иллюстрациями, на разбор и оформление которых ушло много времени (в два раза больше того, что я предполагал). В целом с 16 по 22 сентября не случалось ничего нового. Хотя, пожалуй, состоявшееся от 17 числа возвращение в главный дом из летнего можно считать каким-никаким событием на фоне Ничего…
По возвращении было много мёртвых дней. Абсолютная апатия, замороженное бытие.
Как-то утром Ю* принял моё пробуждение и объявил о небольшом путешествии, которое он предуготовил накануне.
— Нет! — твёрдо отрезал я в ответ на предложение поучаствовать в свежей прогулке. И через череду мгновений мы ехали к озёрам Всеволожска, а Ю* самозабвенно читал лекцию о лесных угодьях области. \Ю* очень любит читать всякого рода лекции. Невозможно.\
Я сидел на тяжёлой скамье в отдалённом и тенистом закоулке старого сада. Особняк сверкал декоративным покрытием тепловых коммуникаций и цветными витражами сквозь беспокойный смарагд листвы великовозрастных деревьев. Блики окон верхнего этажа иногда пробивались меж хитросплетений замысловатых веток и присоединялись к гипнотизирующей игре света и тени на печальном серебре дорожек. Я, с трудом преодолевая полуденную дрёму, пытался освободиться от своей навязчиво болезненной мысли, опасаясь того, что она задержится в голове и превратится в мучительный сон. «В конце концов, это уже случилось, — говорил я себе. — Она знает. Это требует объяснений. А я? Я опять буду виновато глотать слова. Или дрожать. Или злиться. На что? На кого? Зачем?» Я не заметил, как закрыл глаза. Неизвестно, сколько минут пролетело мимо и навечно.
Прошла неделя с момента моего ожидаемого, но всё равно резкого срыва в электрический штопор. Несколько дней после грехопадения не мог собраться воедино. Бредил, кажется. Говорят, наделал трудностей — метался в абсолютной ментальной прострации вкупе с мышечным рефлекторным упорством. При колоссальной усталости кувыркался сильно. Был невменяемым. Ничего не помню толком. Сознание не прояснялось до состояния хоть какого-то внятного мироощущения. Тело разбилось неслабо. На относительное восстановление потребовалось некоторое количество суток. Перестал зависать в мракобесии ближе к концу недели. Тогда же и был обнаружен очередной неизвестный мне Человеческий_фактор в белом халате. Как выяснилось позже, это Ю*. Он был приглашён Господином П* вместо всех женщин после Н*, которым в итоге «не хватило ни физических, ни моральных сил», оказывается…
