Ничего не происходит. Ничего и не должно происходить. Бытовые события фоном. Автопилот и внешнее управление. А дыхание есть. Чёртово снежное дыхание в эти зимние дни. Мои мысли лучше всякого лезвия в чужих руках. Ранам не затянуться за вечность. Никаких итогов. Всё было закончено несколько лет тому назад. Или сразу при рождении, в чём я уверен. Дыхание дымное. Пепел тлеет на краешке бытия. Каждому свой морок и крест. Я смотрю зеницами, полными тьмы, на опостылевший мир и вижу вокруг лишь необратимого необъятного безмолвия красный снег…
На этой неделе облака прятали солнце беспросветно с утра и до вечера, а потому почти все отпечатки из недавнего семидневного прошлого. Тем более, руки дотянулись до них только теперь, когда я отделался от описания поездки в деревню, приправив тему иллюстрациями, на разбор и оформление которых ушло много времени (в два раза больше того, что я предполагал). В целом с 16 по 22 сентября не случалось ничего нового. Хотя, пожалуй, состоявшееся от 17 числа возвращение в главный дом из летнего можно считать каким-никаким событием на фоне Ничего…
Я не мёртв, с%ка. Больше не хочу записывать. Никогда не буду, подумал, но Ю*, очень странный человек в белом, подложил ранее запрещённый ноутбук и подставку из багряного лака поближе к моим рукам. Тем утром я только смотрел на подношение с другой стороны постели. Дичился, но искоса разглядывал драконов на лаке. После случилась совершенная апатия и я до сна не трогал серебра. Только ждал, когда вырежут несколько часов дня из этой в абсолюте тоскливой бесцветной документалки. Всё по-прежнему. Всё-всё по-прежнему. Кроме сердца, что дало сверхрешительный сбой на отмене аэп. Hooray. Чаятельно, скорее сдохну…
Попробую вспомнить то, что не записано толком до сего момента. И как так вышло.
Быть реалистом или чувствовать фатальность процессов, проистекающих во вселенной? Я давно разучился фантазировать о лучшей доле. И вдруг снова запутался в себе, в отношении к людям. Но всё само встаёт на свои места ловко. Ибо, как только я подумываю о том, чтобы вновь попытаться коснуться тщетной затеи и перевернуться в усилии полюбить всех и каждого, люди тут же льют мне на голову раскалённый металл… Кто аккуратненько, а кто и от всей души… И я благодарен. Потому что привязанности любого рода – это слабость. Мне нельзя.
Я сидел на тяжёлой скамье в отдалённом и тенистом закоулке старого сада. Особняк сверкал декоративным покрытием тепловых коммуникаций и цветными витражами сквозь беспокойный смарагд листвы великовозрастных деревьев. Блики окон верхнего этажа иногда пробивались меж хитросплетений замысловатых веток и присоединялись к гипнотизирующей игре света и тени на печальном серебре дорожек. Я, с трудом преодолевая полуденную дрёму, пытался освободиться от своей навязчиво болезненной мысли, опасаясь того, что она задержится в голове и превратится в мучительный сон. “В конце концов, это уже случилось, – говорил я себе. – Она знает. Это требует объяснений. А я? Я опять буду виновато глотать слова. Или дрожать. Или злиться. На что? На кого? Зачем?” Я не заметил, как закрыл глаза. Неизвестно, сколько минут пролетело мимо и навечно.
