| В субботу вдруг заговорила i*. Такого я совсем не ждал. По приезде из Архипо-Осиповки я прошёл сквозь череду предсказанных моим же телом падений и на прошлой неделе ещё были прецеденты, которые довели меня до неприглядного во всех отношениях состояния. Хотя я выбирался в сеть и случалось немного буквоедства, в целом препараты занавесили мир призрачно-прозрачным виссоном. Воля угасла, чернота увеличивала свою многослойность надо мной потонувшим и иссохшимся. Внезапно на этом фоне посыпались её буквы. И я заплакал… Так-таки с самых первых слов уже полетел под гору. Отвечал что-то, казалось мне, по-человечески, пытаясь сглотнуть ком, застрявший в горле. Ничего не получилось… Какие там грибы? Какие медузы? Я непристойно воспламенился от тоски по скудным, но всё же диалогам…
Воскресенье-многослов. Говорил с разными о разном.
Л* — странная православная девочка… Невнятный_ник* условно. Тупоголовая особь, примитивная и скучная… Спасатель* пришёл с уверенностью, что не будет говорить. \Зачем они это делают тогда, зачем приходят?…\
Я начал сие буквоедство утром. \Думаешь, не будем говорить?… Ты же пишешь мне. А я Killzero и я отвечу.\
Закончил к 23:00 я сам, потому что устал. Собеседник весь день в каждой реплике ярко демонстрировал мне именно то, что по его требованию я не должен был проявлять по отношению к нему… Прямо по пунктам всё, что сам не любит, охватил и выложил передо мной, ничего не упустил… s*. Нечто невероятное…
Выкупил час за тишину понедельника — договорить…
Теперь будет целый день, чтобы подумать, что я наделал…
Видимо, моим неделям не суждено начинаться с понедельников. И воскресные дни для меня не восходы, а наоборот. Все семидневные записки могут выйти на поверхность лишь тогда, когда я в состоянии доползти до машины. Да не просто включить экран, в отупении пуская слюни, но ещё и набрать буквы о том, что пропущено. Пропущено много. Неделя — кулебяка в мусорном ведре. Меня мутит с головы до ног, душу наматывает на ржавый вертел кто-то невидимый и могучий из темноты. Порой не выбраться из клацающего капкана. Но чаще к этому даже желания нет. Я по-прежнему не знаю ответа на главный мотивирующий вопрос: «Зачем?»…
Ещё нагоняют отголоски дня пятнадцатого. То намеренно чурался, не открывал почту, не ходил по сайтам, то не мог выйти в сеть, потому что не мог… Я по-прежнему в состоянии шока или транса. И неизвестно, от чего больше, от информации, от боли, от задымлённости черепа после вспышек или от горечи во рту. Совсем негодный. Не успеваю открыть глаза, как состояния мои дичают, напрягаются и валят меня обратно в омут…
Очень много разговоров с Господином П*. Никакого прогресса у меня нет. Хотя он считает прогрессом тот факт, что мои пальцы пока не тянутся крошить аудиодиски для изготовления новых подручных инструментов насилия… А я такой жалкий, что невыносимо до удушья. Нет смелости обойти все заблокированные маяки подсознания и освободиться, вскрывая один за другим подвалы фобий и яростных мыслей, где замурованы воющие демоны, неистово желающие напороться грудью на сталь, за тем и заводящие в красные сны…
Как только во мне просыпается наглость думать, что на моём истрёпанном духе испытали теперь уже без исключения все виды морального насилия, я получаю новый урок, яро являющий почём фунт лиха… Будто не существует предела прочности.
Зная о состоянии, в которое я впадаю помимо собственной воли накануне дня моего рождения, отец выбрал именно это время, чтобы довести до моего сведения историю чудовищного, невероятного, инфернального по уровню цинизма и безумия подлога… В его хладнокровном повествовании мы вернулись в годы моей невинности, когда произошёл ИХ сговор… Я не верю.
