Второй день июля. Первое июльское воскрешение. Забыл больше, чем запомнил. Запомнил то, что хотелось бы забыть или вовсе не ведать… Мне говорили: «Постарайся отметить что-то хорошее. Каждый день приносит разные ощущения. Среди них обязательно есть те самые, со знаком плюс. Нужно только обратить своё внимание именно на них.» Я снова падал, вновь воскрес из пепла и вышел на новый виток в адовых виражах. Тело разбито, рассудок ранен картечью вспышек. Мысли черны как непроглядная тьма. Не могу справиться с болью. Не могу заставить себя абстрагироваться. Не умею из полного краха извлечь какой-нибудь живодрягущий позитив. Я не вижу плюсов на этом бескрайнем кладбище надежд и желаний…
Знаешь, о чём он говорил со мной в понедельник? О том, чем я занят в сети. И не просто абстрактно, чем я занят, когда имею возможность выходить, а конкретно, узко, прицельно. Отфильтрованные теги. Я пришёл к нему, как было сказано накануне, и не знал, что меня ждёт. Нерешительно стоял за дверью, напрасно пытаясь унять дрожание. Может быть, ожидание хуже всего, хуже самой казни…
Пожалуй, громко сказано… Култе выглядит не особенно звёздно. Даже в некотором роде имеет вид весьма грустный, слегка жалобный. Н* сказала, его корни страдали. Конечно, до того как он попал в этот дом… Тут он немного пострадал весь целиком. Не от злобы, но от пересадки в другую землю… Так было нужно. И теперь он застыл, присыпанный гравием, притих, не знает, где он, что делать, как дышать… Все гости упрямо собираются на моём подоконнике и это немного напрягает…
Молли появилась, когда Юта пылал в агонии и отходил…
Я не обращал не неё внимания, как ни на что вокруг. Мы много говорили с Господином П* так, что его голос доносился из тумана, лез в мою голову, тщетно пытаясь нащупать центр контакта и восприимчивости. Односложные ответы. На деле я почти не впитывал смысл глухих бесед. Невыносимо это — терять. Терять в который раз всё так же невыносимо…
Непривычный формат обращения к тебе — письма, когда в буквах нет явной пронзительной истерики и они не следствие взрыва. Тревожно в это ввязываться. Знаешь, как только мне сказали, чтобы пытался записывать не просто так, а для кого-то, в моём тумане сразу же возникла только ты. Абсолютно безальтернативно. Хотя именно ты была в фатальном авангарде тех, кто покидал меня когда-либо, и с тебя всё началось.
Хочу быть честным, от заушения судьбы по сей день голова звенит, а я утонул могильным камнем в мутной обиде горькой и непреодолимой, сокрытой в бессильно озлобленном бессознательном. Так и не нашлось способа справиться и разрешить. Меня будто режут живьём, когда заставляют вспоминать о тебе, когда возвращают в прошлое. Всё же первое предательство, первый шрам на жизни и сразу от того, кто уж точно не должен был! Понимаешь?!… А знаешь, что предполагают? Ушла и забрала с собой моё детство. Но греховно это — тебя осуждать. Никто не должен. Вижу тех же бесов и сопротивление бесполезно, когда призовут. На собственной опалённой шкуре всегда всё доходчиво и понятно. Им не дано.