Снежный сочельник…
Суета…
А меня с утра жрут невозможные стальные черви…
Ненавижу это время…
Ненавижу память, которая просыпается и рвёт череп на мелкие осколки…
И некуда голову преклонить…
И нет протянутых рук, чтобы сжимать их теплоту изо всех сил во имя спасения…
Ничего нет…
Я снова один…
Я снова смотрю в зеркало и вижу твоё лицо…
Мне пока нельзя так же…
Я должен жить…
Помоги мне, Мама…
Помоги мне!…
Умоляю…
Вчера за полночь [или это сегодня уже?] покричали, побили фарфор_ Перевозбудившись, затащил её в спальню, где она сдалась и согласилась поехать со мной на несколько дней подальше от всей этой столичной Индустрии Зла…
Лучшего и желать нельзя! [< это преувеличение конечно] … И слава экспрессам!
Сейчас Луна озаряет своим светом мою ванную комнату, а я уже с мокрой чернотой головы и чашечкой кофе… сижу, думаю, жду… Это надолго. [И что только можно делать в душе несколько часов к ряду, вытолкав меня взашей при этом? Такой вот вопрос.]
Не могу с людьми разговаривать. ( Я бы хотел уметь, но не могу…
«Это не я!»_ Не знаю, что со мной. Когда начинаю словообмен, то спокоен. А после… распаляюсь так, что не в силах остановиться и в руки себя взять…
Вот же Дикарь! Что за дикость? ( Если бы только знать, где кнопка эта и как она работает. Что же делать, чтобы уйти вовремя или вовремя заткнуться?… Идиот. Всё испортил. Всех распугал. Всех разогнал от точки `К` подальше. С кем говорить?… Кто захочет?… Припишут избалованность и решат, что опять орать буду… А я?… Я ведь буду… и обязательно оправдаю самые гнусные ожидания… Я кретин…
Кажется, миновало… прошло… проскочило… [ ? ]
Два дня до потери памяти любил верёвки и острые предметы… Упал. Лежал. Подняли. Держат…
Я часто думаю. Что (?) если бы я дышал в комнатах совершенно один?… Несколько лет назад я ещё мог различать, когда начинается действительное восстание бесов, а когда под этой маской приходят простые мало опасные колебания температур внутричерепной непогоды или цинично шалит несмешная усталая нервозность… Что было бы, если бы я всё же дорвался до вожделенных предметов в минуты свежего затмения и возлюбил бы их всем своим телом отчаянно и страстно?… Наступила бы [ в конце-то концов! ] пустая тишина и была бы она единственно возможной?…
Бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ бы_ … если бы…
Нашёл себя в звенящей тишине. Узнал от Н., что выматывал её своими слюнями, жаром, невнятными желаниями и мокрыми простынями дольше обычного… Узнал, что ноутбука у меня больше нет, а вместо него уродливая вмятина на евроремонте бежевой стены… Долго не мог сесть за редко любимый мною компьютер… но всё же сел…
Буквы были жалкими и солёными до горечи. Буквы были цвета фиолетово-чернильной кляксы, вкуса йода в молоке, вкуса нервной отравленной рвоты. Буквы были вывенутыми наизнанку, вывернутыми кровью и жилами наружу. Монитор стремительно уходил в мутную поволоку слёз, его периметр неудержимо расплывался, размывая границы собственного лица. Холод. Руки отказывались отвечать на слововзблёв, атакующий размеренно и намеренно выдуманный. Я сидел неподвижно и ощущал как по мне, с головы до паркета, стекает смачными комьями-шлепками ядовитая грязь отчаяния… Я ел буквы ментальной тошноты. Задыхался, давился, резал горло их неумело заточенными краями, но глотал, не поднимая рук, не переставая оплакивать ещё одну гибель очередного зыбкого моста, прямо на моих глазах рассыпающегося пеплом от неизбежности взрыва…