Меня потрошили за то, что творилось со мной в самые чёрные дни с начала года. Я не хочу думать об этом. Или не могу… Внутри пустота. Я, кажется, совсем ничего не чувствую теперь, не разумею, совершенно не мыслю, не желаю ничего вовсе. Но порой почему-то неслышно безмолвно плачу… Без криков, без слов, без провокаций, словно украдкой, будто бы так, чтобы и сам я не заметил, как соль по лицу горчит.
Когда ты в комнате вместе со всеми, а присутствующие обсуждают твоё состояние и будущее так, будто тебя нет рядом. Эту традицию ничем не выжечь. А нужно ли?…
Отец согласился с тем, что я неопределённо долго должен жить в клетке, пока не справлюсь с собой, пока не верну долю контроля \Какого контроля? Трагикомедия положений.\. Продолжительно смотреть паточные сны, тянущиеся из начала Вселенной за оплавленный горизонт. Отвечать на вопросы зверей в белом и демонстрировать бледную кожу, покрытую ненавистью палачей и предателей. Укусы тонких стальных хоботков. Навсегда следы пыток на запястьях — есть отражение удушливых души фиксаторов. Крик равен боли. Боль равна смерти. Смерть равна вечности в аду. И я должен довольствоваться участью. В конце концов, я хотел и хочу умереть. Чем не выход? Чем не решение? Круглосуточно под кайфом. Пепел памяти. Ни прошлого, ни настоящего, ничего… Монолит безлунный. Мой чёрный монолит.
Все дела завершены, хотя я ни с кем не прощался, ни у кого не просил прощения. Возомнил о себе слишком, собираясь прощаться с каждым… За всё отпущенное мне время не дошёл до того, чтобы сделать копии собственных букв. Чем я был занят? Падал и рыдал между падениями. Сердце сломал. Слабовольный аморальный урод и калека. Через неделю они смогут достать попрятанные столовые приборы из металлов и будут сервировать стол как нормальные люди…
Добейте. Череп в осколки о скалы. Оскалившись нападайте. Я устал от глухих ударов по рваным бокам, по хребту почти сломанному. Из чёрной головы изъять надо всё неправильное. Смелее цельтесь. По цельсию градусы скачут выше. Удачи вам в вашем деле. Всё лучше, чем новые раны на огненном теле небесного пса. Догорающий тлен. Помогите мне стать нормальным, уверенным в завтрашнем дне мертвецом… Я готов заплатить.
Дни тошно тянутся чёрной патокой. Лежал, не поднимался. Только «нужные» разговоры, только «важные» разговоры, пустые разговоры, глухие непрозрачные дни…
Нет никаких перемен к светлому. В черепе лишь одно имя. Каждый день с утра и до вечера. Как только я открываю глаза после ночи, оно просыпается вместе со мной. Оно дышит во мне, оно живёт, замедляя скорость моего сердцебиения, постепенно шаг за шагом доводя всё тело до приступообразного удушья. Нужно бы «заняться чем-нибудь», отвлекаясь от этого наваждения, а я тихо схожу с ума… В глубине Имя сливается в единое целое с ничуть не забытым образом и вкусом белого порошка. Это хитросплетение не вытравлено изнутри до сих пор и набирает силу. Меня ломает, но пока не до хруста костей. Начало пытки — червоточина, одно сверло направлено точно в темя, другое — буравит кадык. Мы много говорим с Господином П*, с Н*, но мне до истерической испарины тяжело внимать, принимать, не бросаться на стены. Мне кажется, все слова не про то. Я хочу больше туманов, чтобы Безликие навсегда увели меня с собой. Страшнее то, что происходит сейчас…