У меня кризис. Но в те несколько дней было особенно темно и безлико. Поговорить не с кем. Дёргать за рукав буквенных знакомцев, чтобы выпросить времени и буковок горсть, я не могу. Морального права не имею. У них свои дела, своя жизнь, свои переживания. Из жалости слова совсем невкусные. Я силился не докатиться до унижения, хотя всякий раз представлял, как вымаливаю диалоги. И вот в отчаянии мой фантом бродил по случайным страницам одной сети, кликая всех подряд, не пытаясь фокусироваться на текстах, просто перелистывал пёстрых обитателей блогов снова и снова. Механика кликов, круговерть картонных трафаретов, бег от собственных мыслей, только и всего. Не думал, что задержусь хотя бы где-то, но сбросил скорость, когда на зубах вдруг хрустнула маленькая карамелька крем-брюле, а в нос ударил стойкий аромат кофейных зёрен — я всё же зацепил внезапно краем глаза пару фраз…
Это насилие… Неужели они не думают, что это насилие?…
Легко тебе всё рассказывать, Kiriro. Я ничей, а ты мой. Да?… Честно ли? Не знаю. Нет, знаю, что не так уж и честно. Но я всегда эгоистично хотел говорить не стенам, а с живыми. Словно я тоже могу ровно дышать и улыбаться, кушать без горечи, танцевать не на углях, кричать не от боли, но от восторга какого-нибудь… Kiriro!… Я очень устал…
Наверное, заморожу музей… или уничтожу вовсе. Я не решил пока, но перестану восщить людей. Это определённо… Мне никогда не нравилось то, что я делаю. Всё это некрасиво, неумело, неуклюже, смешно, да ещё и бьют от неориентации в предысториях. Ты не представляешь, сколько раз кидали грязью за разные наименования скудной картотеки… А не только мне, никому не нравилось моё жалкое рукоблудие. Н* и М.В* так и говорили. Другие вежливо замалчивали впечатление о себе. Третьи — лишь бы оставить что-то в качестве «Спасибо», чтобы не обидеть, но ведь это обиднее, предполагать, что я совсем ребёнок и не вижу суть настроений. И вчера услышал, что зря извёл старания. Плохо вышло. Не так, не то. Не умею. Не моё. Не люблю людей, Kiriro… не люблю лица, люблю буквы, хотя они тоже ранят, но ещё и мерцают первопричинами и мотивами, раскрываясь… Так весь мир становится понятным. Жаль, что нельзя рассыпаться на символы и раствориться без следа… Я бы хотел… навсегда, Kiriro… навсегда…
Новое письмо. Опять сбесились крысы. Миллиарды людей манипулируют фотошопом и только я один повинен смерти, потому что не расписал для общественности щепетильно во всех подробностях, как Полли просила меня примерить её лицо [о, неужели?] к каштановой причёске рекламной джинсовой девочки, просто потому что ей захотелось взглянуть как это будет… Я говорил ей, что «это глупо», но отказать не смог и не хотел, не собирался. Зачем? Даже инициативу проявил, окрылатил, выбелил. Конечно, я отдал ей приключение раньше, чем облепил полученный результат пошлыми червонными отпечатками, текстом и адресом. Ей не за чем знать, где я кувыркаюсь электронно. Да, если в следующий раз она захочет примерить своё лицо к чешуе Медузы Горгоны, я сделаю это для неё не размышляя о последствиях и, вероятно, снова не стану описывать скрытые внутричерепные процессы и эгоистические мотивации своих рукоблудствующих экзерсисов. И уж точно не стану спрашивать великопупное окружение о милости разрешения и искать всестороннего одобрения того, что будет. С какой стати? Я им не раб. И я мечтаю, чтобы попросила. Для меня это лишний повод приблизиться. Хочу. Не имею права? Ха! Что до каракулей_
Написал жёстким по снежному: «Рисую карикатуры!» Я не настолько плох, чтобы предъявлять развешанное по билбордам городов, как нечто из ряда вон. Вот что нужно понять всем, кто ищет чем бы ещё меня облить напоследок, чтоб горел ясно, чтобы не погас…
«Уличители» блюют на «разгадки» представляющихся подвохов и секретных материалов. Смешно. В моих пальцах достаточно электричества. Я могу совместить их лица с тушками свиней или гиен. Я беру уроки. Какое мне дело на чьих портретах тренировать умения держать удар?…
Когда я рисовал её, я чувствовал, как её глаза бессердечны… Мой любимый блонд… Моя Фея… Я сделаю для неё всё, что угодно. Я умру за неё.
А все остальные пусть утрутся и оставят меня в покое. Или не оставляют, колят, если им так нужно, пишут комментарии и письма. Но мне… мне уже всё равно…
Я не изменюсь. Я продолжаю. Пока смерть не разлучит нас. Так что пусть блюют, бьют, рвут, жгут, отворачиваются и называют кем угодно, пусть презирают… мне не привыкать. Я Killzero Hitori. Я. Killzero.
Ни одной шавке не дотянуться до меня. Я погибну сам. Или меня убьют. Но в этом списке всемогущих только двое. И ни одной гиены.
