На черени неба деревья начертаны белые. Как призраки острые зимним безмолвием скованы. Безветрия тишь охватила осенним неверием. Беззвёздные дали укрыли покорно сны.
Всё замерло графикой и монохромными кадрами немое кино застыло оборванной хроникой. В туманном величии нет никакого предчувствия. По карте Вселенной обходит владения Ночь…
Моё тело снова дома и открыло глаза. Последствие отсутствия — новые стены спальни взамен тех, что пострадали от слепого вандализма в затмении месяц назад. Я здесь уже несколько дней, но изменения заметил только сегодня. Даже вчерашнее время, когда был в сознании, прошло, кажется, совершенно впустую. Не знаю, что внутри. Перед тем, чтобы встать, каждый раз сижу в отупении монолитом много минут. Череп забетонирован наглухо. Возвращают в домашнюю постель, а мне думается, что я наполнен новыми глубинными знаниями, которые проникли в меня сами по себе, никто не видел. Дышу иными ощущениями. Словно я не я, а кожа и кости лишь саркофаг для ментальности, что уже давно вне календарей и пространств…
Всё прошлое солоно и теперь кристалл. За спиной будто все разговоры мертвы и я сам тоже мёртв. Будущего нет, а настоящее не чувствую. Оно призрачно и полупрозрачно. Неподвижно в нём запаян, как самый неудачливый богомол в сердцевине янтаря. Может быть, это злые игры опьянения, или я всё же прав. Новые лекарства мне не нужны…
Кажется, меня уже ничто и никогда не удивит… Только я сам способен преподносить себе те ещё сюрпризы. Дни невозможные. Пропадаю в абсансах, а между ними в тумане говорю или смотрю незряче в монитор, без мыслей… Тоска. Какая же тоска… Я открываю её страницы и не закрываю их до моей ночи. «Что ты делаешь?» (с) И тут в голове включился свет на мгновение. Как в чулане, озарить тусклой вспышкой весь его бардак и подумать. Что я делаю, Небо?… Что же я делаю?…
Мне не страшно, что от сети вдруг отлучат, нет. Скоро и без того меня не станет. Наплевать, наверное… Спросят и я отвечу, что нашёл способ держаться здесь, на планете, если им в удовольствие наблюдать за агонией. Они сами всё так запутали, что теперь и выход для них не выход… Отец, я же твой сын. Во мне больше тебя, чем ты всегда предполагал… Как теперь решите эту нерешаемую задачу?… Чем станете жертвовать, если не моей жизнью?… Съели?…
Сегодня нехорошо… Борьба с собой утихла лишь к вечеру. Меня непреодолимо мучали тяга и голод. Я хотел отчаянно наброситься на совершенно определённую мишень за буквами, за горстью любого настроения, любого цвета, любого вкуса. Я не могу объяснить, почему именно этот источник казался самым желанным в состоянии, которое давило сапогом мои кости до различимого хруста… Уже отчётливо узрел как дрожат скрюченные судорогой пальцы, намертво сцепленные на щиколотке собеседника, но справился с этой галлюцинацией и могу гордиться, наверное… Хотя с каким облегчением спустил бы я сейчас курок холодного приговора у своего виска!
В открытое окно летит вечерняя прохлада, наполняя комнату ароматом странного лета. Я зябну. Вдыхаю разномастную классическую музыку, которая нашлась на случайных страницах социальной сети… Чем я занят? Чем. я. занят?… Ах, да… Иногда стихи читают на фоне мелодий… Стихи нельзя произносить. Я сделал пугающее меня открытие — я совсем не слышу буквы таких композиций… Совсем. Не слышу. Зарифмованные строки, написанные не для песен, не звучат, а ноты мне почти всегда не нравятся… Покалеченные волны воспринимаются трудно. Сломанный приёмник головы может ощущать только одну звуковую дорожку, не больше… Если стихи изначально не песни, вижу только фон… Что это такое? Никогда не думал над этим. Никогда не понимал, почему так некомфортно от зарифмованных букв озвученных…