Не заметить этого нельзя, опасно. Меня разъедает. Я кислотный ожог с пеной по границам, к которым не подступиться. И думается, что порой всё вовсе выходит из-под контроля и горит. Ревность — рваные нелогично мощные удары током проводниками, без потери сознания, с потерей разума…
Бесноватая гордыня, калека-душа, зло, кровавым стальным сапогом попирающее обезволенное ощущение реальности… У меня гиблые галлюцинации, ядовитые мысли, красные сны… Череп наполнен взрывчаткой и где-то шипит фитиль… Я слышу это, вiжу последствия, но не могу отыскать хвост и затушить…
Н* очень упрямая. Она мешает мне сосредоточиться, чем раздражает. Только и слышу: «Ты ведешь себя как обиженный дошколёнок!», «Не молчи, обиженка!» и всё в таком духе без злобы… Но меня почему-то все обращения замыкают ещё больше, а нестерпимая головная боль сводит с ума. Я потерял счёт дням, когда это началось… Мне бы сказать вслух, что со мной, что мне очень плохо, душно, влажно, но я лучше доползу и приоткрою окно, повисая на ручке, буду втягивать холодный воздух, волоча себя на свет из головокружения и удушья… Я больше не могу… Норри! Я больше не могу!… ( Пожалуйста, не уходи. Пожалуйста, не уходи!!! Н* Не оставляй меня… . Не оставляй меня… .
Для неё огонь в никуда. Нельзя, закипая скверной, собой надрывать провода любимой далёкой стервы.
Срываясь пожаром в крик, я клетку свою ломаю и стали отточенной блики вонзаю в лицо морали.
Танцую бесславные па, бесовcкие телодвижения. Та, ради кого война, в безмолвия не нарушении.
Держать мне себя на цепи, отдать электричеству нервы за то, что спокойно спит далёкая лунная стерва…
Чем ближе контрольный день, тем больше липких мыслей и страхов произрастает во мне беспрепятственно. Остыть! Охладить голову! Вот что нужно сейчас. Очень нужно! Мне начинает казаться, что меня по-детски обставляют, что дозволение совершить поездку только лишь предлог и повод побудить старания быть послушным, но не более… На самом деле всё давно уже решено и я не смогу вырваться. Во время важной беседы обязательно подсунут такие провокации, чтобы споткнулся и сам был виноват при том. Если я не смогу пройти эту полосу препятствий без помарок, не видать мне посулённого… И что я делаю? Вместо медитации для достижения непоколебимости наивысшего дана дзен, клубок черноты в грудине обрастает неприглядными предчувствиями… Я не знаю, как задушить этого червя. Вижу только неудачи впереди и от того паразит жиреет и смачно гадит в душу, приумножая параноидальный хаос ежесекундно…
Определённо, они меня воспитывают… Только, кажется, получается плохо…
Сегодня с утра успел принять завтрак и после ничего до обеда не помню, потому что спал. Потом тихие разговоры за столом, которые я слушал издалека, как в тумане. Попытка возразить и затемнение пространства… Совсем недавно открыл глаза. Вокруг всё мятое, лицо солёное, влажное тело… Оказалось, Н*, оставив спящего меня на М.В*, поехала до аптеки. М.В* так и сказала для Н*: «Как будто ждал, что ты за порог.» М.В* маленькая безоружная женщина, а я при ней, не просыпаясь, начал метаться горизонтально и выть, бешено заворачиваясь в постельные принадлежности, как в кокон. Сам я ничего такого не помню. Только размазанное возвращение: плывущий потолок и мутные лики сквозь солёную воду; знакомые женские голоса вдали; тяжесть в груди неимоверную помню, прямо посередине, камень, затрудняющий дыхание; сердца стук, очень громкий, оказавшийся в черепе почему-то; хаотичные прикосновения ко мне, затем последовательные и укол, может быть, не один, или от смуты в сознании чудилось, что всюду вонзились иглы, отчего даже вскрикнул… это стыд…
я один
в этой вечной войне с черногривым мороком
и клыки его крошат мой череп стальными осколками
я один
по снегу ползу умирающим волком
и по мне преждевременно бьёт похоронную колокол
я один
на белом рисую кармином линию
иероглифом смерти
пылает
след
перебитого тела
и
я один
из тех кого воевать не просили
но
единственный кто без войны умирать не хотел