Вероломные знаки любви посылают луны. Я тону в океане блудливой червонной страсти. А судьбы моей слабые, пошлые, глупые руны погибают в её ненасытной горящей пасти…
Манускрипты пылают и пепел клубится туманами. Я лечу мотыльком, опоённый мечтами наивными, на обманы её, на пожар со смертельными ранами, чтобы в ноги к ней пасть тем огнём опалёнными крыльями…
Себя ненавижу за трип по карминовым снам, яд порошковый с другими кошмарами смешивая. За то, что весна сейчас не моя весна, кто-то чужой с ней спит и она грешная. За то, что над черепом молний потерян контроль. Искры и взрывы горят фиолетом пожара. А я бредовый, голый и мёртвый почти король, лишённый короны укусом стального жала…
\Весна 2015, испятнанный альбом\
Постскриптум. Весны не было. Часть — в мучениях тонул, часть — лечился от утопления, пытаясь прервать погружение на самое дно. Хотя, если быть откровенным, сам я не думал всплывать, ибо перестал соображать слишком быстро и наглухо. В конце мая в черепе словно прояснилось. Я видел пену цветущих садов, вдыхал тёплое солнце, но слова не шли. Пустота внутри заполнялась ароматами перламутровой пыльцы раскидистых яблонь. Я плакал, провожая взбитые белила облаков в искрящиеся дали кристаллического полотна лазурного неба. И не было у неба края, как не было моим слезам конца…
Зови меня и веди через тернии к терниям! Войной перебитая и чересчур мягкотелая душа НеТвоя, завернувшись в отчаянно белое, придумает, что Твоя и вернётся под рёбра. И \может быть\ всё непременно как в сказке закончится. Тебе навсегда меня возле себя захочется. Признаешься в этом. Я слышу твоё дыхание…
Рычали, кричали, ревели ночами мёртвые тени за плечами. Своими речами, как ключами, вскрывали ржавчину сердечного клапана. А ты красиво смотрела синим и мучила солью центр ранения, любуясь красными реками ревности, смеялась безумием и плакала…