К чертям… (
В тот день среди прочего попалась анкета, написанная чистой лазурью…
Написано совершенно не то, что нужно было написать, чтобы остаться на месте и спастись. Ах же, эти грустные тихие буквы! Эти сладкие буквы! Чёрт… (
Я метался по кабинету. Я знал, что меня видят и знал, что нельзя срамить Отца моей манией. Нельзя демонстрировать букво-наркотическую зависимость где ни попадя. Нельзя даже думать о том, чтобы прикоснуться к листу языком и тем более к источнику другим местом… Проклятье…
Я много раз подходил к двери совершенно решительно, потому что на бланке имелись все необходимые для шпионажа и нападения координаты. Я много раз возвращал себя в кресло и занимал руки чем мог… А в состоянии, в которое я себя загнал, на разнообразие действий меня не хватало. Мял всё, что лежало на столе, переворачивал песочные часы миллион раз, что ещё делал не помню — слишком душило желание, потребность отключала мозг… и почти отключила…
Стук в дверь. Я ничего не ответил. Ко мне вошли:
— Вам что-нибудь нужно?
Я растерялся, потому что мне было нужно то, о чём не говорят, а горло перестало подчиняться и не выпускало ни единого слова наружу. Отчаянная жестикуляция. Меня оставили в покое, как мне показалось… ПОКАЗАЛОСЬ…
Потом провал. Вышел в коридоры. Двинулся вперёд, зная, куда и зачем иду. Почти у самой цели знакомая сила руки сдавила плоть чуть выше логтя. Я потерял равновесие. Измочаленный бланк анкеты был изъят тут же. Тело плохо поддавалось приказам, но волочилось туда, куда тащили. В голове всё это время бесились безумные картины порнографических плясок, пылающих букв… они плавились лавой, душили, расстегнули мою рубашку и ремень на поясе брюк…
А ещё мел…
Он решил, что «пора» и сломал тормоза_
и полёт сверху вниз между «против» и «за»_
Обезумевший бред электрических брызг_
Взрыв до самого центра мозги прогрыз_
И вопил диким криком болезненный зверь!
И дрожал, прожигая железную дверь_
Умирая, в агонии красным орал,
окровавленным мылом запенив оскал…
Совсем плохо помню реальность с момента, когда Отец с одной стороны и кто-то из охраны, кто-то огромный, — с другой, тянули меня по коридору в обратном направлении. Наверное, им трудно было делать вид, что недоразумение безобидно, в то время как Недоразумение прилюдно поглаживало себя первой же освободившейся рукой по всем неприличным местам, или пыталось бежать, или смеялось мерзко и совсем отключало ноги, повисая плетью в тисках и на подпорках двух фигур… В кабинете Отца я разрядился…
После…
Н. копалась в моих вещах и узнала, что я показывал ей в вебкамеру, как во мне исчезают не те таблетки. Она злится и права в этом. Нажаловалась выше…
Теперь я ни шагу не сделаю сам. Всё из её рук и от её игл. Так и должно быть. Ведь я очень виноват… в чём-то…
Плюс ко всему, я, видимо, окончательно «наработался». С этим предельно ясно…
Уже говорили с Господином П… Отец молчит. Я уничтожен…
Зачем я вообще пошёл на самоликвидацию?…
Остаётся только догадываться, ибо в периоды долголомающих срывов память позволяет помнить только то, что запишут руки. А руки зафиксировали недостаточно фактов для полной картины хронологии событий и провокаций… Последние записи под постоянным цветовым напряжением… Больше никакой конкретики…