…
Белый лист точно саван.
Разобиделись буквы.
Жизнь прошита навылет
огнестрельным пунктиром.
В этом море кармина
невозможно быть слабым.
Я совсем не рифмуюсь
с окружающим миром… .
Белый лист точно саван.
Разобиделись буквы.
Жизнь прошита навылет
огнестрельным пунктиром.
В этом море кармина
невозможно быть слабым.
Я совсем не рифмуюсь
с окружающим миром… .
© Х.Б.Г.* :
Действительно, каким образом в конце концов можно сломить волю принципиально неопрятного ребенка? Только силой. Строптивцу делали замечания, его лупили, его ставили в угол, наконец, его водили к врачу, где ему делали уколы. Инъекции оказывают сложное воздействие на ребенка. Вроде бы лечение («я уколов не боюсь, если надо – уколюсь»). Но, как любая болезненная процедура, укол воспринимается и как наказание. Какая мать не угрожала ребенку тем, что ему «сделают укол»? [Мне. Мне она не угрожала. Потому что… Спасибо… Но это только она. Только она… И это было давно… Как жаль…]
Сила силу ломит, и ребенок, чья воля была сломлена силой, приобретает почти суеверное благоговение перед силой.
Встречая нового человека, ребенок подсознательно примеряется: кто сильнее? кто кого? И сильный и слабый годятся: первый – для того, чтобы подчиниться ему, второй – для того, чтобы на нем отыграться. И именно в тот момент, когда тоталитарная личность находит себе обоих партнеров, только тогда она способна самореализоваться. Если начальник управляет всеми и никому не подчиняется, он глубоко несчастен, он еще не нашел того единственного партнера, которому он должен отдать всю свою волю и все свое существо.
Гитлер в этом смысле был глубоко несчастным человеком, а Гиммлер был просто счастливчиком, потому что у него было огромное количество трепещущих перед ним эсесовцев и огромное количество опосредованно зависящих от него людей и у него был замечательный начальник, перед которым он мог полностью утратить свою волю. Таким же несчастным и затравленным, как Гитлер, человеком был Иосиф Виссарионович Сталин. У него было огромное количество подчиненных, которыми он великолепно манипулировал, но у него не было того единственного, который управлял бы им, и, возможно, именно с отсутствием некоего Вышестоящего и связано то ощущение подозрительности, депрессии, постоянного бредового страха, который испытывают тоталитарные лидеры. Не один Сталин был параноиком, не только Гитлер отличался болезненной подозрительностью. Мы можем вывести на символический «парад тиранов» гвардейскую колонну: история только нашей с вами бывшей страны – России оставила замечательную портретную галерею «казнелюбивых владык».
Я скормил машине, режущей бумагу на лапшу, три папки анкет, которые должен был читать, править и подшивать… И был уверен в том, что этого не делал… Орал, что всё ложь и меня подставили, потому как все меня ненавидят здесь. А потом посмотрел видео, которое сам же и требовал с пеной у рта… Правой рукой пихаю листы в автомат… левой тычу fuck ровно в зрачок видеоглаза… Унёс содеянное за дверь в неизвестном направлении, вернулся и уснул на диване…
А много позже: «У нас серьёзный разговор.» (с) Разговоры. Разговоры… и все серьёзные… А я… Слушал… Кивал… Соглашался… Слушал… Кивал… Соглашался… Слушал… Это апатия?… Мне всё равно, что со мной будет. Мне всё равно, что со мной будут делать… Мне всё равно, что из этого выйдет… Мне просто всё равно… В моей жизни нет смысла… и никогда не было… Я ничего не хочу… Теперь совсем уверен в том, где я закончусь… И там отнимут последнее… последнее… Вопрос только времени и больше ничего… только времени… А я… я не знаю, как жить…
Уже было?… а… ну… ничего не изменилось… ничего… не изменилось…
Ты прости меня… пожалуйста… прости меня… за слабость… прости…
V: Если бы ты был талой водой?
K: Я был бы слезами айсберга
Если бы ты была красным сном?
V: Я бы окутала весь мир паутиной кроваво-красных нитей
Если бы ты был миром, окутанным кровавой паутиной?
P: Я бы был мертвым миром….
Опять эта предновогодняя депрессия!
Могу слово в слово повторить то, что я чувствовал в декабре 2006…
Я будто бегу по кругу! год за годом…
Незабываемые дни и ночи!
Она согласилась поехать со мной за город на пикниково-шашлыковое предприятие и опять совершила одной только ей подвластное чудо — сделала меня светлее. Я радовался и жадно запоминал каждое мгновение. Как же прекрасна Моя Луна! Я видел как она сверкала в мерцающей бриллиантовой пыльце, окружившей её божественное тело!
Я, кажется, знаю, что такое рай…