.рему ьлетировтогалБ
Двигались по одной из главных улиц. Авто жалось к поребрику, замедляя скорость, упрямо и верно влипая в то, что называется «пробка». Отец сидел рядом, слева_ и говорил по телефону, обсуждая какие-то извечные дела. Я скучал и пытался разглядывать прохожих, которые перемещались куда быстрее нашего колёсоватого чёрного монстра, тащившего нас в своём кожаном пузе. Где-то впереди шалил светофор и снова запретил металлическому каравану проявлять инициативу. Людская река ускоряла тротуарный бег. Мы наоборот, вскоре совсем замерли. Водитель был сосредоточен, Отец продолжал разговоры, а я лежал на дне своих мыслей…
Внезапно… Вспышка… Сквозь размытые шлейфы серости пятен в движении — одна неподвижная фигура… Маленький антрацитовый скрюченный истуканчик… Старушка, изъеденное прошлым веком, пыльное пальто… Призрак щемящей скорби с протянутой жестяной тишиной цилиндрической формы…
Думать я больше не мог, оборвалось, а руки суетливо и дёргано нащупывали в карманах какие-то плоскокруглые разноразмерные цифры и ещё несколько мятых прямоугольников, кажется… Тело вытащило на воздух дрожащие кулаки со всем захваченным карманным уловом и двинулось к выходу… Без предупреждения что-то резко сдавило горло со стороны холки и потянуло назад в исходное состояние… Я задохнулся и оторопел на мгновение. Ошейник. Свободной ладонью Хозяин ухватил меня за воротник так, что дальше было ни с места, а Если, то только на расстояние его вытянутой… При всём при этом, он продолжал говорить! Не со мной! Глядя в таблицы папок, что прильнули к коленям и лежали более чем смирно, он заканчивал конференцию с удалённым партнёром, продолжая вручную душить меня собственной волей…
Я дёрнулся ещё раз совершенно неизвестно зачем. Отец отключил абонента, попрощавшись, стукнул по спинке водительского кресла какую-то Морзянку и я услышал, как ширхнули затворы, блокируя двери… Теперь никому никуда не удастся, я точно знаю. Только после этого железная рука меня отпустила и я… тоже разжал пальцы…
Слёзы глухо звякнули, коснувшись прорезиненого пола и рассыпались, раскатились, пропали под сиденьями, обшитыми не одной тысячей уе…
Чёрно-белое немое действо поражало своей абсурдностью, наглядно иллюстрируя жестокость положения… Социум полон сарказма и набит до отказа провоцирующими суицид злыми шутками…
Всё произошло слишком быстро. Через долю секунды машина подалась вперёд и продолжила путь в сторону дома… Я сопротивлялся невыносимому желанию оглянуться и понимал, что не чувствую своё тело… Соль жгла уголки губ… В голове слышилось только загнанное сердце… Я выключился, не закрывая глаз, и очнулся при вьезде за ворота от голоса: «Н, встретьте нас.» Остальное неважно.
Это было не сегодня, за день до вчера, кажется. Я до сих пор не хочу обсуждений и ни с кем из домашних не завожу бесед. Некоторые настороженно робко пытаются прощупать моё нутро ни к чему не обязывающими бытовыми вопросами о сквозняках и степени голодности… А я по шкале справедливости слишком грязен и низок… И мне каждый раз снится древний и пыльный антрацитовый Призрак, неподвижно глядящийся в кричащую тишину протянутой жестяной цилиндрической формы… А я стою очень близко напротив и держу кулаки в одежде, сжимая скомканное [всё, что было], чтобы отдать. Но отдать не могу. Вынимаю руки из карманов для последних пятидесяти санциметров пути и вижу, что у меня нет рук…
Боюсь падать в сон… Переполняюсь наслоениями… не выдержу…