Говорил с Богом за ужином. Ощущал настроения.

— Как тебе удаётся?…
— Что именно?
— Не видеть людей…
— Не болтай. Правильно ставь вопрос.
— Тебе всё равно, что они живые… а не пешки твоих шахматных партий…
— Для пускания детских пузырей в этом доме тебя вполне достаточно. Ешь и молчи.
— … я решил… что мне… не нужны друзья…
— И сколько животных пострадало на этот раз?
— … Зачем ты так?!!… (
— Брось эту свою муть. Займись чем-нибудь стоящим.
— … у меня… голова начинает трескаться… сейчас развалится на дольки…
— Так иди ложись. Нора с тобой разберётся.
— … Ты меня презираешь?…
— В середине октября еду по делам в Израиль.
— … А я?…
— Лечись. Суши сопли.
— Я хочу с тобой…
— В таком виде?
— Я очень хочу с тобой…
— ?
— Мне надо!…
— В середине октября. — как будто печать на утверждении поставил, скинул на стол салфетку и вышел из столовой стальными шагами…
Да, это мой Отец… На все вопросы ответил многозначительными взглядами…

Я действительно хочу уехать. Пусть в Израиль или в село Дохломухинское… куда-нибудь… к чёрту… подальше…
Потеряюсь там среди засмотренных до дыр достопримечательностей… или просто потеряюсь…
Я обглодан и слишком замёрз…

Я обглодан и слишком замёрз…
Мне бы в небе найти покой!…
По карнизу без соли слёз
снизу вверх, на свиданье с Луной
мне бы млечной тропой бежать,
оставлять окровавленный след,
чтоб у рваной души опять
были силы встречать рассвет…