Снежной истерики мрак
Это было вчера, кажется… _ Судя по твиттеру, да, вчера…
Я уже давно перестал вставать, потому что тяжело и незачем. Но вчерашний день был особенным. Н* растолкала меня почти спящего, разогнав кокон фиолетового тумана своим шумом. Пока я пытался нащупать душу в теле и связать себя с миром внешнего, Н* что-то говорила и трясла меня за плечи до тошноты. Мои усилия вскоре были приняты к сведению Внутренним Ущербным и рыжий голос зазвучал чётче и ближе, хотя изображения мутились, силуэты плыли так, что омерзительно кружилась голова.
— Что тебе надо?! Что?? Что тебе нужно???!! Оставь меня в покое! Оставь!!!…
— Поднимайся! И смотри в окно! — не унималась Н*.
Ближайший незашторенный оконный прямоугольник больно бил по глазам белизной неба, текущего сквозь стекло с размытыми контурами рам и откосов…
— Зачем??? Слишком светло! — я щурился, закрывался ладонью то ли от света, то ли от Н*, и невнятно пытался увернуться от назойливости её рук, от неприятных прикосновений…
— Там снег! Давай! Шевелись! Не пропусти, о чём бредил!
— Что?… Снег?… .
— Да! Огромные хлопья. Вставай! Тащи свой зад сам!
Странно, но я вдруг ниоткуда и встал, и потащил. Скрытые резервы сил вскипели и позволили добраться до окна. Фрагментарно опираясь на встречную устойчивую мебель, отталкиваясь от её поверхностей, я доволок себя до самого прекрасного и безумно желанного зрелища. Снег! Белизна и безветрие! Пушистые девственные хлопья медленно густо падали вниз, укрывая черноту всего вокруг! Медленно и густо. Безмолвно и настолько чувственно, что я не смог справиться с собой, наблюдая. Нужно было кричать. Кинул в смартфон букв горсть. Пометался в возбуждении у подоконника. Тремор терплю такой, что стопкадров нет. Я хотел войти в снег, и чтобы он вошёл в меня. Я хотел быть снегом целиком и полностью. Между рёбрами ныло. Задыхаясь от встречи, билось желание броситься в объятья. А на окнах красивые, но решётки. «От воровства». Протягивая руки к снегу, я плавил его огнём кожи. Он, охлаждая мой пожар, на израненных венах превращался в тёплые слёзы. И я плакал вместе с ним. О нём, о себе, о нас… Через некоторое время я потерял контакт с собственными пальцами, как под местной анестезией, они замёрзли там, за решётками. Отчётливо слышал свой голос, солёно судорожно уже навзрыд срамившего меня. Далеко-далёко слышался голос Н*. Вероятно, она проклинала свою инициативу. Я чувствовал, как Н* старается втянуть меня обратно в комнату, и видел, как мои руки вцепились в холодные прутья металла какими-то неестественно изогнутыми когтями…
Мимолётное общение с зимой завершилось подходящим к случаю уколом в плечо и падением во мрак. Сразу же потерял сознание, выбило пробки. И тишина…
День ушёл. Я проснулся вечером. От кипельно-белого наваждения не осталось следа. Только чёрная сырость, да в траве кое-где серые пятна. Рыжая сидела в кресле напротив, невозмутимо глядя в монитор своего нотобуко.
— Что со мной?… Мне казалось, снег падал…
— Падал, — ответила Н* сухо и твёрдо.
— Я… я всё испортил, да?…
— Нет. Он сам растаял через час.
И я не нашёл, что сказать…