В день, когда нужно было ехать на встречу по договорённости с Господином П*, само солнце подарило нам несколько часов своего обнажённого присутствия. Утром было совсем светло и я испугался, что колючие гости моего подоконника ослепнут и сгорят. Они, наверное, ещё ни разу не видели настоящие золотые лучи…
Н* торопила меня ко времени, а я никак не мог аккуратно пристроить притенение. Было нервно и неловко. Тонкая бумага, чёрт возьми, не держится вертикально даже с перегибами! Наверное, нужны какие-то специальные полки… А вообще, это граничит с идиотизмом — так долго желать солнца, чтобы при первом же его появлении броситься в тень… Я нашёл удивительные зеркальные параллели с собственными больными инстинктами…
Вчера меня таскали на встречу с Господином П*. Это по плану и неожиданного нет. Только результаты… Оказывается, скоро снова затянут в никуда. Я не заметил, как пришло время растворяться в фиолетовом тумане. Но мне всё равно… Я так и ответил на вопрос.
— Мне всё равно. Делайте, что хотите. От меня ничего не зависит…
— Тебя это огорчает?
— Насколько суша может огорчать кости утопленника, давно обглоданные падальщиками…
— Двусмысленно?
— Очень даже однозначно…
По обратной дороге меня так укачало в авто, что водителя попросили ехать без пассажиров до самого дальнего перекрёстка, а мы с Н* шли до него пешком вдоль набережной. Тошнило, блевал на лёд, перекинувшись через гранитный борт парапета. Зависнув один раз и ненадолго, я даже в темноте вечерней иллюминации успел оценить на глаз степень промерзания воды. Если броситься вниз, ничего, кроме смеха свидетелей и штрафа за хулиганство, не выйдет. Ну, разве что ноги повторно переломать получится. Но то совершенно никчёмная будет глупость…
Вчера меня позвали на беседу. Отец, Господин П* и Н*, все подготовились к присутствию, будто сладили официальный приём. Раньше такие приглашения всегда вызывали во мне как минимум напряжение. Сегодня я сидел перед собеседниками и вдруг понял, что ощущений моих нет. Совсем нет душевных чувств, повышающих градус, только полное безразличие и тёмная пустота внутри. Слушал отстранённо. В основном молчал. А встреча была маркирована красивым заголовком «Позволь нам помочь тебе». И в чём помощь? Я должен всего лишь принять всё, что будет, безропотно и тихо. Недолго в мутной воде дома, а после в чёрной дыре космоса клиники неделями, месяцами… И так по кругу раз за разом, снова и снова. Мне кажется, главная цель этой «помощи», приучить меня к запланированному ими будущему настолько крепко, чтобы я принял его навсегда, когда придёт час…
Кажется, меня уже ничто и никогда не удивит… Только я сам способен преподносить себе те ещё сюрпризы. Дни невозможные. Пропадаю в абсансах, а между ними в тумане говорю или смотрю незряче в монитор, без мыслей… Тоска. Какая же тоска… Я открываю её страницы и не закрываю их до моей ночи. «Что ты делаешь?» (с) И тут в голове включился свет на мгновение. Как в чулане, озарить тусклой вспышкой весь его бардак и подумать. Что я делаю, Небо?… Что же я делаю?…
Мне не страшно, что от сети вдруг отлучат, нет. Скоро и без того меня не станет. Наплевать, наверное… Спросят и я отвечу, что нашёл способ держаться здесь, на планете, если им в удовольствие наблюдать за агонией. Они сами всё так запутали, что теперь и выход для них не выход… Отец, я же твой сын. Во мне больше тебя, чем ты всегда предполагал… Как теперь решите эту нерешаемую задачу?… Чем станете жертвовать, если не моей жизнью?… Съели?…
Меня потрошили за то, что творилось со мной в самые чёрные дни с начала года. Я не хочу думать об этом. Или не могу… Внутри пустота. Я, кажется, совсем ничего не чувствую теперь, не разумею, совершенно не мыслю, не желаю ничего вовсе. Но порой почему-то неслышно безмолвно плачу… Без криков, без слов, без провокаций, словно украдкой, будто бы так, чтобы и сам я не заметил, как соль по лицу горчит.