Это случилось снова… А до того долгие красные реки из мозга через нос, моя невозможность встать во весь рост, ломка костей, разрывы ментальной плоти, огненно-ледяные всполохи, вероломно сменяющие друг друга без остановки, искажения комнаты, карминовые сны и трудно контролируемый блюр по утрам, частичная глухота в этом мире и нарастающий параллельный гул постороннего измерения, неразличимый шёпот слов и тени, стекающие гудроном по стене напротив, рядом с креслом, в котором сидела Н, были предупреждением…
Я видел сгущения, но всё равно оказался не готов к тому, что они надо мной сделали, к тому, что космос ненавидит меня настолько яро, верно и красочно…
Мне так трудно, что даже невыносимо… Откровенно. Каждый раз в попытке как-то придвинуть себя к обществу, я понимаю, что снова пролетел. Я наверняка безгранично невозможен в качестве порядочного джентельмена… Не такой, о ком романы пишут… Я не Друг. За всю жизнь не было никого, с кем можно говорить без оглядки на какие-нибудь обстоятельства…
Не хочу быть с людьми. Для комфортного взаимодействия им нужны морально-нравственные шаблоны, приемлемые для них, а я не могу вписаться и не хочу этого делать… Отсутствие должного приспособленческого воспитания никто не восполнит, потому что я неуправляем, когда вижу рамки, ярлыки, клетки, ошейники, список правил поведения или просто коллекционеров… Я боюсь арканов, боюсь стеклянных колпаков и колб с формалином… Я БОЮСЬ. Ощущение, что у меня отнимают последнее, что пока ещё не забрал никто… Право на слова. Право на мои собственные буквы. Право владеть ими единолично и распоряжаться ими так, как они сами того потребуют. Если я не могу сказать всё, что я хочу, когда я хочу и кому я хочу, я начинаю сходить с ума и физически умирать в агонии задохнувшейся души… Причины удушения, рождённые в головах душителей, не столь важны. Когда начинается пытка, мне всё равно, чем ломают моё горло, даже если это ожерелье с бантиком, к которому предлагается уют, тёплая подушка бархата цвета бордо и красивые золотые кисти… Если нельзя иначе, среди всех благ я выбираю свою свободу. Под любым соусом поданные запреты на слова или давление в противоположном интересе получить буквы срочно, когда их ещё нет в виде букв, а есть только недооблизанные внутренние светляки, искры — это попытка взять меня под контроль… Это равно покушению на моё единственное право, без которого я не смогу уже быть собой и вообще не смогу быть. Слишком много глухого насилия.
Я НЕНАВИЖУ ЛЮДЕЙ НИЩИХ, НИЩИХ ДУХОМ. ОНИ ГОТОВЫ РАСПЯТЬ ЗА КОПЕЙКУ. НЕ ДУМАЮТ, ЧТО В ОТВЕТ НА ТУПУЮ АГРЕССИЮ МОГУТ ПОТЕРЯТЬ ВСЁ. ПУСТЬ НЕ СЕГОДНЯ. ЗАВТРА. НО ОНИ ОБЯЗАТЕЛЬНО ВСЁ ПОТЕРЯЮТ. ДО ТЛА. АБСОЛЮТНО ВСЁ. ||| ОСТАНОВИТЕСЬ, НЕСЧАСТНЫЕ!!
Я сегодня впервые в своей жизни разбрасывал снег специальной широкой лопатой. Это был мой первый и последний раз, по-моему. Посвящение и премьера с провалом. Остервенелое действо оказалось припадком, а не желанием размять плечевые суставы или помочь М.Ю. справиться с сугробами, сбившимися у обочины во дворе…
Всё началось совершенно невинно. Я смотрел в окно, наблюдая за резвостью М.Ю. Крепкий человек в куртке ловко управлялся с лопатой, собирая липкий снег в такие аккуратные горки, что казалось, он скульптор. В какой-то момент его движения синхронизировались с биением моего сердца. Скрежет по асфальту — замах — бросок > Скрежет по асфальту — замах — бросок > Тук-тук — тук-тук… тук… Я думал о пользе физического труда, пока не сбил дыхание… Помню, как выбежал на улицу, схватил из кучи инструментов что-то похожее на то, чем орудовал М.Ю. и без лишних объяснений присоединился к занятию…
В номанации «Прорыв года» первую премию получает Killzero Hitori! Прорвался Killzero… От макушки до задней складки на тушке…
Готовился к этому разговору немыслимое количество времени. Всё думал, как вести себя лучше, как пройдёт. Наконец-то оказался в его кабинете. Там я отчаянно делал вид, что переполнен необычайной смелостью и держал руки в карманах объёмной рубашки, специально надетой по случаю, чтобы в складках и мятостях скрыть дрожание непослушных конечностей. Вообще, хотел, чтобы как можно меньше моих запчастей выдавали то, что я воистину трушу. Не буду лишний раз упоминать о своей наивной непосредственности в вопросах маскировки перед богом подробно — это обидно. Я идиот. Это правда. И тем обиднее втройне… Смешные потуги казаться спокойным добило обычное «заедание»: я немного залипаю, заикаюсь, когда дохожу до определённой точки нервного возбуждения, если оно смешано с детскими страхами к тому же…