Рукоблудил, а в черепе звучала мелодия… и неразборчивый женский голос…
Я не мог вспомнить, что за песня, о чём, чей голос, и не мог понять, почему она не даёт мне покоя, не уходит, но и не являет себя до состояния осознания…
В момент, когда я решил, что «Всё! Хватит!», вдруг отчётливо закричал в голове звук. Я вспомнил, всё проверил, убедился, что она, и тогда стало ясно, Почему…
Вчера я лежал и неромантично пускал красные сопли практически весь день…
Сосредоточенная Н никуда не отходила от меня, неприрывно выдающего всякого рода эмоциональные сюрпризы, во время и после каких-либо соприкосновений в сети… Она то пыталась отнять у меня нотобуко, то делала громкие замечания, предупреждая, что выхожу из берегов и это для меня будет чревато… Она сидела в кресле у стены напротив и я бесконечно слышал оттуда: «Эй!»… «Эй!» — это заезженная до дыр пластинка вчерашних после-обеда и вечера-до-ночи…
После того, как я додумался заснежить i, я вспомнил о K…
Поговорили. Было очень грустно. Свалив на неё все свои нервности, неожиданно прозрел и увидел нечто крайне странное…
Мне так трудно, что даже невыносимо… Откровенно. Каждый раз в попытке как-то придвинуть себя к обществу, я понимаю, что снова пролетел. Я наверняка безгранично невозможен в качестве порядочного джентельмена… Не такой, о ком романы пишут… Я не Друг. За всю жизнь не было никого, с кем можно говорить без оглядки на какие-нибудь обстоятельства…
Не хочу быть с людьми. Для комфортного взаимодействия им нужны морально-нравственные шаблоны, приемлемые для них, а я не могу вписаться и не хочу этого делать… Отсутствие должного приспособленческого воспитания никто не восполнит, потому что я неуправляем, когда вижу рамки, ярлыки, клетки, ошейники, список правил поведения или просто коллекционеров… Я боюсь арканов, боюсь стеклянных колпаков и колб с формалином… Я БОЮСЬ. Ощущение, что у меня отнимают последнее, что пока ещё не забрал никто… Право на слова. Право на мои собственные буквы. Право владеть ими единолично и распоряжаться ими так, как они сами того потребуют. Если я не могу сказать всё, что я хочу, когда я хочу и кому я хочу, я начинаю сходить с ума и физически умирать в агонии задохнувшейся души… Причины удушения, рождённые в головах душителей, не столь важны. Когда начинается пытка, мне всё равно, чем ломают моё горло, даже если это ожерелье с бантиком, к которому предлагается уют, тёплая подушка бархата цвета бордо и красивые золотые кисти… Если нельзя иначе, среди всех благ я выбираю свою свободу. Под любым соусом поданные запреты на слова или давление в противоположном интересе получить буквы срочно, когда их ещё нет в виде букв, а есть только недооблизанные внутренние светляки, искры — это попытка взять меня под контроль… Это равно покушению на моё единственное право, без которого я не смогу уже быть собой и вообще не смогу быть. Слишком много глухого насилия.
Утром позвонил Луне. Узнал, сколько вокруг неё вьётся влюблённых херувимов сегодня… Потом названивал многократно, ждал её слов о подарке. Мне пришлось читать новости, заказные статьи, чтобы оплатить драг.металлы подвески и я надеялся на одобрение принимающей стороны. Она помурчала в трубку, скинула пару зашумлённых MMS, но даже на них всё так, что я хочу её…
Уехать по-прежнему не получается. Я постоянно лажаю.
Перефразируя: По дому я без цирка не хожу.
То что-нибудь не то в забор просуну,
то что-нибудь не то и не так кому не надо покажу…
Это стало наказанием. Вчера был лазурный апогей. Сегодня у нас с Н договор о том, что она вернётся только к ночи, а я дождусь без приключений и к 00.00 буду безоговорочно готов превратиться в тыкву, чтобы ей не пришлось возиться со мной и пререкаться. Н не хочет портить своё настроение. Она сказала: «Ты спал как младенец. Я поеду порестораню с В. Тоже развлекайся. Только не увлекайся. На полке всё, что надо до вечера. Приеду — проверю.» Оснований к тому, чтобы быть непослушным, у меня нет. Н за порог — я включал вчерашние буквы и делал это с ними… несколько раз…