Июл, авг, сен, окт, ноя, дек

Июл, авг, сен, окт, ноя, дек
Туман отравленное молоко. Запретная страница всегда открыта, несмотря ни на что. Каждый день начинается с неё и заканчивается там же. Я не хочу видеть то, что вижу. Теряю контроль. Буквы о кольцах переселяются в череп перманентно, навечно, жутко и причудливо искривляя пространство плена. Красные сны, удушье, всполохи, демонические огни, долгие фейерверки тяжёлых искр после бешеного вращения зловещего калейдоскопа замыканий, звериный вой в охриплой темноте, стремительное расчеловечивание души. Начало лютой войны.

Густые туманы нагнетают фиолет, окружают, накрывают бурлящую суть. Обеспокоен до боли, потому что настал момент, я должен стремительно уходить. Парящие в лучах перламутровой пыльцы фантомы подземных возникают поочерёдно на дороге в никуда и в звенящем безмолвии указывают путь. Бегу до луны всё быстрее. Вращаю планету времени гигантскими шагами, расталкиваю круговерть силой, падаю в безумный вихрь беззвёздных сверхидей и галлюцинаций. Тону в параллельных измерениях и одновременно ускоряю пьяный бег. Куда теперь? Откликнитесь, отзовитесь! Чтобы спасти светило от бесовщины и тьмы, я за вами в самый омут. Я в совершенстве готов!

Красное одиночество, чёрное предательство, лезвие в позвоночнике, грудина насквозь. Место удара — сияние. Я поднимаюсь над землёй и в невесомости свободен. Я последний крик моей боли в минуту, когда все оковы разом становятся пылью. Воссияем, будем дышать покоем и безмятежностью, охватим Вселенную руками и сольёмся с ней воедино. Примите меня! Я здесь. Я пришёл. Больше никаких слёз, больше никаких ран, больше никаких пыток. Всё пропадает, растворяется в самой едкой кислоте, тает, тает, тает… Навсегда. Только белоснежные страницы в серебре бесконечности и бесполые облака вокруг. Я экзистенциальный экстаз. Слияние всех клеток существа с рассветом в искрах, взметнувшихся в порыве северного ветра, с бриллиантами холода горных ледников или с отражением пылающего огненного солнца в изумрудных зеркалах мирового океана. Навсегда в никуда. Навсегда! Прощайте!…

Кромешная пустота.

Вьётся молочная лента потолка. Длинные лампы проносятся снизу вверх, проблесками слепят глаза. Снова валюсь в беззвучную темноту. Заперт в теле, но не вижу границы стен, только чувствую, что они снова есть. Я задыхаюсь паникой. Осознаю, что всё сон и несвобода скалится кривой улыбкой, торжествующе сплёвывает окровавленные перья изломанных крыльев, вырванных из центра угасшего сияния. Я не заметил, как потерял контроль полностью. Трансформация прервана. Я замер и пропустил тяжёлый удар, сбивший меня с ног. Упал, упал, упал, разбился. Осколком плыву по реке мёртвых, но меня никто не ждёт на том берегу. Никто не ждёт. Подземные разочарованы. Подземные презрели ничтожество. Подземные ушли.

Подождите! Это ещё не конец! Ещё не конец! Тело биологическая оболочка. Ему нужна пища. Нет пищи — нет тела. Всё верно? Всё верно. Три, два, один… Ноль. Zero. Kill Zero.

Монолит.

Во мне насилие. Повсюду иглы разрывают резонирующую плоть. Я далёк от эталонного камертона. Это моя беда. Словно щупальца везде, где есть возможность, проникли тонкие полости. Обжигающие трубки нашли все отверстия системы на вход и выход. Непрерывно ломит обездвиженный каркас, наглухо прикрученный ремнеголовыми фиксаторами к плоскости. Без слов не договориться. Без сил не вырваться. Иглорукие безликие физически рьяно терзают за каждый рывок. Волокна мышечной ткани застывают смолой после пыток. Тиски резины синих ладоней широким фронтом охватывают всего меня там, где я ещё способен себя ощутить. В гортань заливается олово. Зонды змеями извиваются внутри и жалят. Purgatorium, о котором не написано в священных книгах. Мой голос похож на огонь, звериный вопль. Может быть, я зверь. Или это агония. Мама, ты не в аду, теперь я точно знаю. Ад — это когда не умираешь…

Erebus.

Вечный мрак. Ко мне подходит отец. Я пытаюсь говорить. Он не оставит меня в репрессиях надолго, если заставлю тело дышать. Но если же нет — посмотри, что мне назначено…

Спесивая дикость заколота препаратами, под копьями и стрелами забилась в дальний угол. Малодушие побеждает. Меня отключают от всех машин. Через время открывают дверь. Я остаюсь на месте. Порог безысходности. В коридорах смотрю на присмиревших цепных бесов и гаргулий. Кто-то глотал битое стекло, кто-то клыками выгрызал свои карминовые жилы, кто-то искал спасение в суррогатном мире ложных синтетических ингибиторов. Все здесь, тихие и слюнявые, в коллекции слизней и неудачников, в строгой компании белых смотрителей. Испытываю жалость и отвращение. Тошнит, рвёт на красивый пол. Ни с кем не хочу обсуждать мысли и состояния. Мне мутно и мерзко. Подземные больше не зовут, не снятся, исчезли — им тоже мерзко. Вой на луну выламывает рёбра изнутри. F63.8 и F63.9 лютуют на пару. С другими сообща сделали из меня головою скорбного. Принимай лекарства. Принимай, мразь.

Несколько дней и ночей я дома. Болезненно, бесшумно, инертно, блёкло.
А совсем скоро настанет две тысячи восемнадцатый…
Мама, зачем?… .