Хромоногая хронология…

Опять 15-й день июня…
Детство.
Рваные переезды, внезапные перелёты, истерики, постоянная смена обстановки, за которой я совершенно не поспевал. Нулевая адаптация и стопроцентно чужие, живые, но холодные организмы вокруг. Круговерть, от которой мутило. Элитная младшая школа, где я [в связи с обстоятельствами на работе Отца] задержался дольше обычного…

Я изгой. Худощавое бледное черновзъерошенное существо в очках. ОНО. Проклятые глаза… Невыносимая порода… Характер маленького молчаливого дикаря…
Мальчики не держали за своего. Девочки таращились, словно на неприступную куклу в витрине магазина странных игрушек, и тоже не торопились подходить близко. Я не умел завести знакомства, даже когда отчаянно хотел этого. Строгая изоляция семейного стеклянного колпака проявлялась особенно тягостно. Еженедельные занятия с разномастными докторами, `психологами-воспитателями` ни к чему не приводили. Я терял сознание в коридорах школы, если в непосредственной близости кто-то вздумывал слишком громко и противно кричать хором, когда случалась назойливая беготня вокруг или приступы фобий набрасывались, извращённо сочетаясь между собой разными шоковыми комбинациями… или другие причины внезапно давили на мозг… Когда замечал, что пристально жгут взглядами во время моих ответов на вопросы учителя, стоя у доски, начинал заикаться… Когда видел улыбки и шёпот по этому поводу — убегал из кабинетов прятать слёзы…

Меня считали «заразным». Дети жестоки и то, как часто меня забирали домой из логова школьной медсестры, было предметом обсуждений. Маленькая невинная детская травля постороннего чудика… Что было, то было. Но STOP. Ибо не об этом сейчас… да…

Меня считали «заразным» и только двое из всей группы делали обмен словами относительно безболезненным. Маша и Глеб. Сестра и брат…
Я хотел быть ближе к ним, но не знал, как это осуществить.

История идиота.
Однажды взял из дома две плитки шоколада, но отдать в руки не смог. Припрятал под тетрадками, лежащими на их партах, пока была очередная суматоха перемены. ГЛУПО. ///////////
В июне открывались летние классы. К 15-у числу я имел возможность сделать приглашение. Готовился. Заучивал наизусть несколько важных слов. Даже репетировал перед зеркалом и парой животных из плюша. А потом представлял. Мне даже снились сны, в которых М., Г. и Я, сидя за праздничным столом, смеялись и ели именинный торт, перепачкавшись кремом сладких розочек…

15 июня.
Утреннее возбуждение от предвкушения. Они придут! Они увидят мою комнату! Я покажу им свои книги! Покажу свою коллекцию сувенирных машин! Они как настоящие, только умещаются на ладони! Покажу магниты с акриловыми черепами динозавров! Покажу оригинальные журналы комиксов разных стран! Покажу модели аэробусов, которые много часов клеил сам! И может быть даже некоторые свои рисунки в альбомах покажу!… Может быть!… Может быть… может быть…

Я сидел за столом… ёрзал…
Потом ходил за ворота сада… Потом снова сидел за столом… и снова выходил за ворота… снова и снова… снова и снова… до самого вечера…
Карина Аркадьевна, под чьим надзором я находился в то время, делала всё возможное, чтобы обратить ситуацию в обыденность и недоразумение. К тому же_ выяснилось, что я не знаю телефонных номеров М/Г…
Я просто никогда не задавал им подобных вопросов. Мне никто не говорил, что нужно спрашивать об этом, даже если не собираешься звонить…
Наверное через учителя, К.А. добралась до родителей моих `приглашённых` и выяснила некие неприятные обстоятельства, которые (с полумёртвой надеждой на понимание) были поданы мне в изменённом виде, этакой пилюлей к ядовито-горькому блюду с названием «Они не придут. Потому что…»…

Я ничего не понял.
Когда стоишь на руинах маниакальной «идеи фикс», трудно что-либо понимать в столь некрепком возрасте… Я даже сейчас не представляю, как можно было объяснить происходящее… Помню красное. Помню визг тишины в ушах. Помню боль в голове…
Конечно я упал… В тот же вечер я разбился. Физически надолго. Морально навсегда…



Говорят, что детские трагедии — это потенциальные архитекторы взрослых душ.
Я могу сказать, что каждое 15 июня для меня начинается с того маленького детского ада, оживающего в памяти без всякого контроля…
Я много трудился над тем, чтобы накрепко заколотить дверь в «праздничное» прошлое, но воспоминания грубо срывают все петли и засовы летят с хрустом, превращая меня снова и снова в скомканную, черновзъерошенную, затравленную, заплаканную и дрожащую от боли Падаль… И я вновь и вновь, вплоть до следующего дня месяца, уязвим как никогда. И мне кажется искренне, если в мой день рождения кто-то из близких мне существ сделает что-то неверное в тот момент, когда я буду совершенно один, без присмотра, без всякой успокоительной химии в крови, я смогу, наконец, завершить это невыносимое вялотекущее самоубийство под самым жестоким и незатейливым прозвищем «Моя никчёмная жизнь»…